По мере того как расклад сил в регионе меняется — Иран теряет относительное влияние, а Израиль и Турция выходят на ведущие позиции — обострение соперничества между Тель-Авивом и Анкарой становится вопросом не «если», а «как». Речь уже не идёт о том, выберут ли стороны путь конфронтации, а о том, как они будут управлять этим неизбежным соперничеством: через конфронтацию или через попытки мирного сосуществования, пишет Трита Парси - сооснователь и исполнительный вице-президент Quincy Institute - в своей статье для Responsible Statecraft.
«...Похожая ситуация сложилась после окончания холодной войны: распад Советского Союза радикально изменил мировое распределение сил, а поражение Ирака Саддама Хусейна в Персидском заливе перетасовало региональную геополитическую колоду. На этом фоне сформировалась новая биполярная структура региона — Иран и Израиль стали двумя главными державами, между которыми не осталось буфера (так как Ирак был нейтрализован).
Израиль первым отреагировал на эти изменения, перевернув с ног на голову стратегию, которой он следовал десятилетиями: доктрину «периферии». Согласно этой доктрине, Израиль выстраивал альянсы с неарабскими государствами на периферии (Ираном, Турцией и Эфиопией), чтобы сбалансировать угрозу со стороны арабских соседей (Ирак, Сирия, Египет).
Однако после 1991 года арабские государства перестали представлять серьёзную военную угрозу Израилю. В фокусе израильской политики оказался Иран: новая угроза сместилась с арабского «окружения» на персидскую «периферию».
Как началось израильско-иранское соперничество
Что показательно, в 1980-е годы враждебность Ирана к Израилю не воспринималась Тель-Авивом как решающая проблема — тогда приоритетом оставался Ирак и арабские соседи. Израиль даже пытался наладить отношения с Тегераном, лоббируя в Вашингтоне идею контактов и поставок оружия Ирану, игнорируя враждебную риторику аятолл.
Иран оказался застигнут врасплох сменой израильской стратегии. В те годы революционный пыл в стране шёл на спад, а правительство Рафсанджани отчаянно стремилось наладить отношения с США, чтобы получить доступ к инвестициям и проектам. Иран предлагал США доступ к нефтяным месторождениям, хотел участвовать в ключевых конференциях по устройству региона. Но Вашингтон отверг эти попытки и не пригласил Иран на мадридскую конференцию.
Вместо этого Израиль убедил США, что для достижения мира с палестинцами необходимо нейтрализовать новую угрозу — исламский фундаментализм Ирана — через изоляцию и санкции. Как говорил Мартин Индик: чем больше мир между Израилем и палестинцами, тем более изолирован Иран. Чем изолированнее Иран, тем легче мир между израильтянами и арабами.
Именно в этот момент началось полномасштабное соперничество Израиля и Ирана. Тегеран отреагировал, атакуя самое уязвимое звено этой стратегии — процесс Осло. Подрыв мирного процесса означал срыв всех других планов США и Израиля. Так Иран начал всерьёз поддерживать палестинские группировки (отмечая, что отношения с ХАМАС ещё несколько лет оставались сложными и окончательно укрепились лишь после убийства шейха Ясина в 2004 году).
Тридцать лет противостояния и новый фокус — Турция
Эта логика соперничества определяла поведение обеих стран десятилетиями: Израиль добивался изоляции Ирана, препятствовал дипломатии США и Ирана, срывал возможные сделки и подталкивал Вашингтон к силовому сценарию. В свою очередь Тегеран поддерживал антиизраильские силы и пытался вырваться из изоляции через диалог с США.
Израиль одержал немало побед: «Ось сопротивления» Ирана в значительной степени разрушена, Израиль близок к установлению устойчивого господства в воздухе над Ираном — пусть это ещё не факт, но позиции Тель-Авива заметно укрепились. Израиль в наступлении, Иран в обороне.
Хотя эта вражда далека от завершения, в Тель-Авиве уже смотрят на следующий вызов — Турцию. Ведь для Израиля безопасность достигается не балансом сил, а их доминированием. Турция с её усилением в Сирии теперь неизбежно оказывается в прицеле израильской стратегии.
Однако Турция — это не Иран. Она член НАТО и G20, её экономика не так уязвима для санкций, она — суннитская держава с мощным «мягким влиянием» в арабском мире, чего шиитский Иран не мог себе позволить в последние 10–15 лет. Но у Турции есть и уязвимые места — например, курдский вопрос.
Если Израиль продолжит исходить из того, что любую потенциальную угрозу надо сдерживать через военное доминирование, тогда усиление Турции как крупной региональной державы автоматически делает её новым оппонентом Израиля — независимо от намерений самой Анкары.
Законы геополитики нельзя устранить — их можно лишь обуздать. Как именно будут действовать Израиль и Турция в условиях растущего соперничества — главный вопрос на ближайшие годы.
